Конская порча

Типикина обладает редким складом ума: ее ум цепляется к малозначительным деталям и способен довести себя до исступления, разматывая нити Ариадны, протянутые от этих деталей в прошлое.
Деталями могут быть спиленные деревья Летнего сада, пережившие блокаду, но павшие жертвой недавней реконструкции; старые документы, предназначенные на выброс; медная пластинка от входной двери, незамеченная в куче строительного мусора и битых кирпичей. Не замеченная никем, кроме нее.
Ее цепляют именно детали этих малозаметных предметов, встроенных в контексты определенного времени и места. Всегда частично вырванные из других времен, эти предметы хранят отголоски прежде сказанных слов. По ним можно развернуть целые разговоры, представив себе, что каждое слово обязательно связано с хотя бы двумя другими: как отпечаток копыта обязательно связан хотя бы с землей и конем.
Восстанавливая то, чем, как и для кого эти предметы в свой час служили, можно восстановить образ и того времени, как это делают археологи. А если принять это занятие близко к сердцу как жизненную этику, то можно рехнуться от фрактально разворачивающегося мира взаимосвязанных деталей.
Типикина не археолог. Археологи составляют каталоги, организовывают информацию, сравнивают находки и пишут научные статьи. Типикина же ничего этого не делает (да и пишет она редко). Скорее, она так живет: в восторженной жалости к прошлому, чьи пыльные детали еще изредка поблескивают на поверхности под ногами. Вероятно, она была тронута прикосновением ангела истории, описанного Беньямином: ангела, несущегося в будущее спиной вперед. Сокрушительный шторм, который мы называем «прогрессом», дует из рая и несет беспомощного Ангела, как вывернутый ветром зонтик. Пролетая мимо, Ангел способен зацепить нас и развернуть вспять, лицом к деталям прошлого: такие моменты подвергают нас историческому очарованию, в котором взаимосвязь деталей разных времен озаряется животворящим словом.

В книге этой три раздела.
Первый написан из текстов, пропущенных сквозь призму личного понимания поведения разных домашних животных. В нем старые и новые рассказы про межвидовые трудовые коллективы и многовидовые семьи нашего времени.
Во втором разделе Типикина разглядывает окружающий мир, опираясь на редкое в наше время знаточество: понимание лошадей. Этот раздел включает цикл автобиографических рассказов и цикл семейных преданий, устно переданных Елене бабушкой, Александрой Македоновной Добровой.
Третий раздел содержит избранную историческую публицистику: здесь собраны рассказы про Оренбургскую степь, лошадей Пржевальского и атомный взрыв в окрестностях села Тоцкое, пробелого коня маршала Жукова, про барскую псовую охоту, блокадных служебных собак и подопытных собак клиники Елизарова. Тексты эти не про саму Типикину, но преломленные ее личным восприятием прошлого.
Типикина не более чем рассказчик. Но и не менее чем: рассказчики нынче редкость.
Xenia Cherkaev, она же Ксения Черкаева. Антрополог (Harvard Academy for International and Area Studies, Columbia University PhD).