Ромео и Джульетта

По Маймониду, само преувеличение — это грех. Так он аллегорически считал, что грех Евы и Адама в данном им Раю, на который их пожизненно обрек Господь, случился только потому, что они оба преувеличили значение плоти, отдав предпочтение ее инстинкту, а не Божьему завету своего Творца.

И, чем дольше я живу, тем ближе мне эта единственная правда. Ибо сама жизнь — это настолько правда, что преувеличить ее и в самом деле грех, и все, чем жизнь одаривает нас, по своей сути так запредельно совершенно, что нет фактической возможности улучшить эту правду, воссоздать ее, или даже ее отблагодарить.

Любовь Ромео и Джульетты меня притянула, как воспоминание о том, что было, и о том, чего уже не будет никогда, о том, что было, но уже прошло, но также и о том, что было, но осталось навсегда. Больше полувека тому назад я записал примерно так: и не то страшно, что все проходит, а страшно, что все остается.

Вот потому я и решил проверить, возможно ли столько лет спустя вспомнить, почувствовать, прожить и пережить, то есть, живым остаться, после глубокого прочтения истории про детскую, одержимую собой любовь, которая была и у меня.

Оказалось — можно, и вспомнить, и почувствовать, и даже снова пережить восторг влюбленности, которой равной нет — преувеличенной, и потому трагической, но и красивой до потери чувств, а потому и самой жизни.

Шекспир велик не только своим словом о любви, но и замыслом своим, осмелившись почти святыми сделать жертвы первопричинной греховности любви: искусству любоваться красотой, своим инстинктом первородным.

Валерий Молот