Третья книга стихов и прозы, две предыдущие стали библиографической редкостью. Лауреат премии им. Андрея Белого
"Треножник": название отсылает к пушкинскому "взыскательному художнику" и (там же) жертвеннику. Что ж, будем взыскательны. Поэт как жрец, поэзия как жертвоприношение - это древнее представление давно уже стало стертой метафорой. Хуже того, чем-то архаическим и наивно-высокопарным, вопиющим образом идущим вразрез с современным - утилитарным, экономическим - пониманием языка и языковой деятельности. И Владимир Кучерявкин это прекрасно знает, знает как лингвист, переводчик и преподаватель английского. Но он знает и другое: человеческая активность не сводится к производству, накоплению и потреблению. Как показали исследования потлача и ритуального расточительства у первобытных народов, экономике в современном, капиталистическом ее понимании предшествовала иная, основанная не на принципе полезности, а на принципе жертвы. Жертвоприношение и трата - фундаментальная человеческая потребность, вытесненная в ходе исторического развития. Поэзия сегодня оказывается едва ли не последним ее прибежищем. "Как жертва возвращает в мир сакрального то, что рабское употребление унизило и сделало профанным, ровно так же поэтическое преображение вырывает предмет из круга использования и накопительства, возвращая ему первоначальный статус" (Джорджо Агамбен).
Сказать, что Кучерявкин возвращает стертой метафоре изначальный смысл, было бы, следовательно, не совсем корректно. А вернее, недостаточно; следовало бы сначала задаться вопросом о метафоричности самого этого "возвращает" и о статусе "изначального смысла". И тем не менее: "Как будто дым роскошной жертвы, / Я проношусь над всей землею с ветерком". Если за точку отсчета принять программные строки о "колеблемом треножнике", то здесь налицо не только верность пушкинской "парадигме", но и отклонение, сдвиг: поэт уже не жрец, священнодействующий со словом, а "дым роскошной жертвы". То есть остаточный продукт жертвоприношения (как сказали бы "продукт горения"), в котором жертва и жрец сливаются. Слово, ставшее дымом. Без пафоса, без высокомерия: "с ветерком". Роскошь, которую не каждый может себе позволить.
Александр Скидан