Венецианский торговец (перевод Валерия Молота)

C тяжелым сердцем начал я переводить эту, как говорят, самую загадочную шекспировскую пьесу, где каждое упоминание о еврее по-английски — это по-русски упоминание о «жиде», который подло «торгует деньгами за проценты» при том, что деньги — в отличие от большинства других товаров на земле — «с момента своего рождения не меняют своей формы, не растут в земле, и не произрастают из нее, как это делают все овощи и фрукты», например.
На первый взгляд, такую пьесу с жестоким обличением целого, довольно популярного народа, не следовало бы писать великому Шекспиру, подумал я вначале, но оказалось, он и не написал ее. Когда мне удалось при переводе избавиться от слова «жид», которым так и кишели все известные мне переводы на русском языке, заменить «жида» вполне пригодным для Шекспира обиходным словом «еврей», вполне принятом в печати и в народе, и в русском языке, вложить в уста еврея Шейлока не оскорбительные «жидовские» слова о его жизненном уделе, понять его еврейские торговые перипетии, и осознать, в конце концов, каким беспомощным и жалким представлен он в трагические моменты его жизни в пьесе, то кроме радостного удивления развитию сюжета и наступлению «по-голливудски» счастливого конца, я вновь был переполнен упоением при чтении Шекспира и преклонением перед гением поэта, сумевшего из деликатной темы про злодейство денег на земле извлечь еще одно высокоморальное зерно:
Если подумать, что земля, в конце концов, населена всего одним народом, который именуется людьми, то люди по-людски должны сообща решать свои житейские проблемы и помнить, как «Отче наш», о бренности существования человека, с которым неизбежно, и на всем ее недолгом протяжении, жизнь человека по воле Бога сопряжена.
И в заключении, я все-таки коснусь, но очень кратко, всего одной, как популярной, так и не очень, темы, поднятой Шекспиром в этой пьесе: противопоставлению моральной нравственности Шейлока, торговавшего деньгами за проценты, морали христианина, который торговал по всему миру всем остальным, понятно, что тоже не без выгоды себе.
Еврей за деньги захотел, неважно по каким соображениям, получить от христианина полкилограмма его живого мяса: дикое желание, абсолютно несоизмеримое с возвратом денег, взятых в долг. По причинам разного характера ему это не удалось. А вот христианин сумел, при помощи судебной и враждебной еврею казуистики, навсегда лишить его иудаизма, вынудив еврея от веры добровольно отказаться под страхом быть повешенным за хотя и неудачную, но все-таки попытку посягнуть на плоть христианина.
И хотя пьеса Шекспиром названа комедией, мне, уже вот который месяц, от прочитанной мной пьесы не до смеху, однако мыслей и соображений по поводу сравнительной морали двух традиций мне хватает на вереницу многих мыслей, в самом разном направлении.

Валерий Молот