Журнал «Сеанс» №73

История закручивается в спираль и нарезает круги в возвратном движении. Кино пытается вспомнить, что когда-то оно было большим. Один из главных фильмов года — «Однажды в… Голливуде», в котором Тарантино использует кинематограф как машину времени, позволяющую ему вернуться в детство и переиграть трагедию 1969 года — взять реванш, победить историю. В нас живет страх, что человечество прошло точку невозврата: устремилось не туда, упустив решающий момент.

Кино слишком старо, чтобы жить молодым. В этом году громко звучит имя Мартина Скорсезе. Классик критикует Marvel за схематичность и нежелание рисковать (финальная часть «Мстителей», по-своему отменившая последовательную хронологию, — главное коммерческое достижение десятилетия). Классик представляет своего «Ирландца», сделанного на деньги Netflix. Он отматывает время назад, омолаживая своего знакового актера Роберта Де Ниро. Компьютерное омолаживание любимых лиц уже не удивляет, это не сиюминутный эксперимент, а повседневная практика: «Капитан Марвел», «Джокер», новый «Терминатор», «Звездные войны», — все они хотят победить линейность времени.

Время ускоряется и одновременно стоит на месте. Время эластично, как в сериале Николаса Виндинга Рефна (точка невозврата фиксируется в названии). Кинематограф питается сам собой — своей историей, своей плотью, своими страхами. Наверно, отчасти поэтому так эффектно выступает старшее поколение режиссеров. Они еще могут ориентироваться по памяти. Не только Скорсезе, но и Альмодовар, Беллоккьо, Коста-Гаврас, Иствуд, Аллен, Малик, Поланский. Фильм последнего — о системе, перемалывающей случайную жертву. Вроде бы частный случай в контексте ушедшей эпохи, метафора, но не для России, где главные спектакли идут в судах.

Память успокаивает. Путешествие назад — это тенденция не одного только кино, но всей нашей жизни. Мы полюбили юбилеи, повторные прокаты. В российских кинотеатрах 2019 год отдает 1999-м: на экране «Бойцовский клуб», «Матрица», «С широко закрытыми глазами». Искать современность в кинозале почти бесполезно. Смиримся с тем, что она неуловима. Существует ли вообще? Это большой вопрос. Фестивали либо переваривают гендерные и социальные сдвиги двух прошедших лет (да, женский вопрос все еще волнует), либо демонстративно сомневаются в том, что кино способно быть зеркалом реальности. А что способно? Какое зрелище очистит зрителя? Интернет? Стрим? Фейкньюс? В этой неуверенности слышен общий социальный тремор, общее раздражение. В чем его причина? Кто в нем виноват? В любом случае это не тот человек.