Где проходит граница между одиночеством и уединением? Этот вопрос задают авторы спектакля «52 Гц», который сейчас проходит в Москве в Доме культуры «ГЭС-2». Название постановки отсылает к сюжету о самом одиноком в мире ките, который не может найти сородичей, откликающихся на ту же частоту.
Вместе с «ГЭС-2» мы собрали подборку книг, по-разному отвечающих на вопросы, которые ставит перед нами одиночество.
Одиночество без книги — изгнание, тюрьма, пытка; возьми книгу — и вот тебе родина, свобода, наслаждение.
Ф. Петрарка «Об уединенной жизни»
Детали спектакля «52 Гц». Фото: Аня Тодич © Дом культуры «ГЭС-2»
Дэвид Винсент «История одиночества» (Новое литературное обозрение)
Исследование одиночества как явления человеческой жизни с культурной и социологической точек зрения и в разные времена. Отношение к этому, отмечает историк Дэвид Винсент, бывало разным: одиночество то преподносилось как высшее благо человеческого существа, на которое не у всех еще и смелости хватит, как самое плодотворное времяпрепровождение — то признавалось чуть ли не психологической девиацией и уделом слабейших. Отстраняться от суеты сует тоже приходилось различными способами: когда-то было достаточно пройтись полчаса по ответвленным тропам и уже можно оказаться в незнакомой местности, а кто-то мог абстрагироваться от толпы и гама, находясь в самом эпицентре. Каждому веку — свое одиночество.
Оливия Лэнг «Одинокий город. Упражнения в искусстве одиночества» (Ad Marginem)
Оливия Лэнг напоминает, что, подобно пробелам, разделяющим слова в предложениях, одиночество человека находится в самом геноме общества, составляет необходимую деталь его пульса. Озвучивая картину Нью-Йорка (как примера города в «центре мира»), Лэнг, одиноко заброшенная в этом самом Нью-Йорке, бродит по его улицам, кофейням, кинотеатрам и обнаруживает, что все эти места уже овеяны ореолом одиночества других. А среди «других» — культовые личности вроде Энди Уорхола, Клауса Номи, Греты Гарбо и многих других талантливых, оторванных и зажатых в собственных стенах. В этом мегаполисе все, даже самые гениальные и удачливые, одиноки своим сортом одиночества — Лэнг рассказывает о трансмутациях одиночества, находясь в оном собственной персоной: однако, ей удается экстраполировать, казалось бы, это уникальное ощущение на огромную территорию, показав одиночество целого города.
Купить книгу
Джонатан Литтелл «Рассказы фата-морганы» (Jaromir Hladik Press)
Сборник квазибиографических рассказов от создателя «Благоволительниц», в которых персона рассказчика постоянно противопоставляется окружающему миру: другие страны, иные языки, случайно встреченные люди и неизбывная, скрипучая тоска... В историях, составивших этот сборник, он обращается к беккетовской запущенности с кафкианской лаконичностью: безымянные персонажи, порой сливаясь и не отличаясь друг от друга, проносятся перед глазами главного героя, который в хаосе комнат и незнакомых пространств общается скорее с тенями, пятиминутными воплощениями, которые глушат чувство запущенности на краткость мига. Объединяет все эти сюжеты даже не то, что они происходят будто бы нигде, в опасной и негостеприимной nowhereland (хотя сам Литтелл за свою жизнь побывал во многих горячих точках нашей планеты, где личность истлевается до неузнавания), но и то, что осмысление одиночества рифмуется с началом рассказа – вольно или нет, осознанно или наощупь Литтелл через своего персонажа фиксирует попытки стать равным другим людям и преодолеть естественно возникающие пробелы одиночества.
Купить книгу
Пауль Низон «В чреве кита. Каприччо» (libra)
Швейцарский клошар от литературы Пауль Низон отмечает ночи, проведенные в Париже, в своих свободных фантазиях, определяемых на изобразительный манер «каприччио» (не зря Низон защитил диссертацию о Винсенте Ван Гоге), делясь несмышлеными и шаркающими шагами, бессвязной речью и взятыми с самых одичалых и заброшенных низов узелками одиночества. Те люди, что там обитают, могут слиться только на мгновение, только за грязной ширмой, возможно, только за деньги или в порыве болезненной вспышки — в остальное время они бродят, пьют и наводняют улицы. В пяти рассказах из сборника «В чреве кита» Низон концентрирует чувство постоянного перемещения, непокой и снующее одиночество, которые прекрасно ложатся на бумагу запоминающимися образами и оставляют следы в виде «капризов», за которыми гонится автор и которые существуют в жизни каждого.
Купить книгу
Фернандо Пессоа «Книга непокоя» (Ad Marginem)
Интонация одиночества приобретает афористичный окрас и гипнотически погружает в быт и мысли Бернарду Соареша (гетеронима — личности автора, существующей на стыке фантазии и реальности), слоняющегося по обыденному Лиссабону и своим дням, мысленно оправдываясь за такое блуждание неудовлетворенностью своим положением и мифологизируя заброшенность. Непролазная монотонность дней не имеет выхода, а обстановка, в которой живет помощник бухгалтера Соареш, полна безтрагедийной ночи — состояния, в котором от невозможности распознать окружающие лица обретается свобода. А по Соарешу-Пессоа настоящая свобода — это возможность уединения.
Купить книгу
Жан-Поль Сартр «Тошнота» (АСТ) и Серен Кьеркегор «Или-или» [эссе «Несчастнейший»] (Академический проект)
Рекомендует Аня Ильдатова, куратор спектакля «52 Гц»
Жуткое, тягучее и раздражающее пребывание в собственных мыслях, невозможность из этого ила выбраться и с этим приобретенная отторженность от окружающего мира, развернутого всей своей абсурдностью, запущенностью и неподатливостью, — «Тошнота» Сартра, дебютное произведение философа и литератора, представляет собой дневник нескольких дней из жизни Антуана Рокантена, интеллектуала и человека, думающего «слишком». Нескончаемый внутренний монолог Рокантена, отражающего экзистенциалистские взгляды Сартра, становится вялой попыткой найти опору, прийти к некой истине и осмыслению всего этого копошения — но мысли лишь расчесывают абсурдную рану от нахождения человека в мире, от бытия людей в оторванности друг от друга. А заглавная тошнота оказывается лишним напоминанием о людском одиночестве, о единственном ощущении, доступном человеку.
Эпизод программной работы датского философа Серена Кьеркегора «Или-или», составленной на противопоставлении этического и эстетического отношения к жизни. Взгляды Кьеркегора и его критика разделены меж придуманными персонажами и событиями, благодаря чему произведение обретает и художественные черты, и социологические, и философские, со стремлением достигнуть экзистенционального. Сравнительно короткий этюд «Несчастнейший» обретает себя с образом некой могилы в Англии, на памятнике которой вместо имени усопшего написано: «несчастнейший». Афоризм, то ли придуманный, то ли действительно почерпнутый из жизни, позволяет Кьеркегору развить цепочку суждений к одинокому существованию человека в прошлом или будущем, «как одинокие птицы в тишине ночи», минуя настоящее мгновение. Либо слишком рано, либо уже поздно — такой очерчивается хронология действия несчастного сознания.
Купить книгу раз и два
Томас Манн «Доктор Фаустус» (АСТ)
Работу Кьеркегора о моцартовском «Дон Жуане» читает Адриан Леверкюн, главный герой манновской версии одиночества от гениальности, в момент, когда к нему с судьбоносным договором является дьявол. Роман Томаса Манна сложно (да и не нужно) сводить к одной магистральной теме: интерес к частностям музыкального искусства преобразуется Манном в способность создать «симфонию текста», вобрать под одну обложку разнородные мотивы: комментарий к ужасам века, трактовка средневекового мифа, рассказ о душе, уложенной в звуки. Но и о душе, этими звуками оторванной от окружения — а в итоге отдавшей слишком много людям, не готовым этот дар принять. Подобно отдельным нотам двенадцатитоновой системы музыкальной гармонии, вписанной в повествование «Доктора Фаустуса», одинокая нота звучания Леверкюна, перекрывающая и отягощенная инфернальным вмешательством, не может на равных взаимодействовать с остальными, подавляет их при малейшей близости, обрывая звучание других, будь то близкий друг или любимый племянник.
Детали спектакля «52 Гц». Фото: Даниил Анненков © Дом культуры «ГЭС-2»
Эмили Дикинсон «Избранные стихотворения и письма» (Новый хронограф) и Доминик Фортье «Города на бумаге» (Издательство Ивана Лимбаха)
«Белая затворница» небольшого городка Амхерст Эмили Дикинсон на протяжении двадцати последних лет жизни не покидала отчий дом, постоянно носила белую одежду и с иными, пришлыми людьми общалась через дверь, чем заслужила себе репутацию дамы не от мира сего. И быть бы ей одиноким лепестком в усадьбе своей жизни, но в затворничестве Дикинсон написала около двух тысяч стихотворений, о которых стало известно только после ее смерти – при жизни же были опубликованы лишь какие-то крохи. Отгородившись от внешнего мира, Дикинсон проявляла удивительную живость воображения и обостренное мировосприятие, а рифмы ее касались как отдаленных местностей (в которых она никогда не бывала), так и глубоких, серьезных чувств любви, тревоги, веры, которые доносятся от Дикинсон словно из первых уст. Отшельничество преодолевается через поэтическое воображение.
А в «Городах на бумаге» писательница Доминик Фортье погружается в жизнь Эмили Дикинсон, смешивая скудные факты о жизни своей предшественницы с ростками фантазии, дабы проникнуть за ширму времени и одиночества да рассмотреть это удивительное состояние, черпавшее из одиночества хрупкое творчество.
Купить книгу раз и два
Наталья Трауберг «Домашние тетради» [«Записки панды»] (Сеанс)
Рекомендует Полина Коротыч, драматург спектакля «52 Гц»
«Наталья Трауберг в „Записках панды“ пишет автобиографический текст о своей жизни в Москве середины двадцатого века, где главным лирическим персонажем становится панда. „Записки панды“ — уникальный текст, где советская реальность показана через метод магического реализма. Панда пытается отгородиться от формального мира и создать свою собственную реальность, где главное — это Прощение, Жалость и Помощь. Путешествуя по пути эскапизма лирического персонажа, в финале мы обнаруживаем себя в месте, где счастье и нежность возможны, где панда встречает других панд, где цветут маргаритки и есть место для благодарности.
С первых слов мир записок погружает в пространство внимательной жалости, где возможен любой нежный поступок, даже такой как „гладить камни на мостовой“», — Полина.
Мемуарные произведения советской переводчицы, которая, по словам Людмилы Улицкой, в одиночку сократила разрыв между СССР и Западом, донеся до русскоязычного читателя произведения Вудхауза, Честертона, Лорки и многих других. Наталья Леонидовна родилась в семье кинорежиссера Леонида Трауберга, «насаждавшего свои советские максимы», но в домашней обстановке «советское» не преобладало — поэтому сборник собственных работ Трауберг наделен нездешней афористичностью, легкостью и воображением. В семь тетрадей, составляющих этот сборник, включены поэтические опыты, эссе и воспоминания о жизни в разное время, городах и странах. А «Записки панды» вдохновляют и до сих пор.
Купить книгу
